Огонь, поглотивший квартиру на Лесной, стал последним актом драмы, растянувшейся на годы. Под обугленными балками спасатели нашли тело 74-летней Людмилы Суворкиной — некогда блиставшей на сцене Малого театра, а в последние годы жившей, словно персонаж из пьесы абсурда.
Соседи описывают её жилище как «капсулу времени, застывшую в момент крушения» — горы мусора, проросшие сквозь паркет, пустые бутылки, ставшие немыми свидетелями одиночества. «Она словно специально строила баррикады из хлама, отгораживаясь от внешнего мира», — шепчет женщина с третьего этажа, поправляя платок.
После смерти мужа-режиссёра пять лет назад Суворкина начала стремительное падение вниз по социальному лифту. Сын, по словам местных жителей, появлялся реже, чем коммунальщики — а те, судя по отрезанной газовой трубе, и вовсе махнули рукой на «бесперспективную» квартиру.
Версии трагедии обрастают жуткими деталями:
«Она передвигалась, будто невидимые кукловоды дергали её за ниточки», — вспоминает пенсионерка из соседнего подъезда. Единственным светлым пятном в этом мрачном полотне стал молодой сосед, приносивший продукты и выносивший мешки с отходами — капля милосердия в океане равнодушия.
Её последняя роль — затворница в собственной рухляди — разительно контрастировала с образами, созданными на сцене. Фильмография Суворкиной могла бы украсить любой фестиваль ретро-кино: «Дети Ванюшина» с их щемящей правдой, сатирический «Недоросль», романтичный «Француз». Но финальные титры жизни оказались куда прозаичнее — протокол осмотра места происшествия и некролог в разделе «Происшествия».
Пожарные нашли среди пепла лишь одно нетронутое пламенем — фотографию в заляпанной раме: молодая Суворкина в роли княжны Мери. Улыбка, застывшая на полвека, теперь смотрит в никуда из-под слоя сажи.