3 апреля 1937 года советские газеты сухо сообщили об отставке Генриха Ягоды — бывшего главы НКВД, на тот момент уже арестованного по обвинению в «троцкизме» и подготовке покушения на Сталина. Но настоящей сенсацией стал не политический процесс, а личный музей порока, обнаруженный при обыске. За фасадом железного наркома скрывался человек с коллекцией, достойной борделя времён упадка Римской империи.
Чекисты, вскрывшие сейфы Ягоды, ожидали найти компромат на врагов народа, но вместо этого их взорам предстали:
Это не был случайный набор — коллекционирование явно стало для Ягоды навязчивой страстью, как собирательство марок для обычного обывателя. Только вместо почтовых миниатюр — похабщина, аккуратно каталогизированная за годы службы «на передовой классовой борьбы».
Но главной загадкой стал дамский гардероб, превосходящий ассортимент Елисеевского гастронома: 57 блузок, 70 трико, 130 пар чулок — словно экс-нарком готовился открыть филиал «Мосбелья» в своей спальне. Историки до сих пор ломают копья: то ли это трофеи любовных баталий, то ли элементы сложного перформанса, где палач примерял роль жертвы.
Мемуары беглого чекиста Агабекова рисуют картины оргий с участием комсомолок, но документы молчат. Ягода унёс эту тайну в могилу — расстрелянный в 1938 году, он оставил после себя лишь призрачный шёпот шёлков да коллекцию, которая пережила своего владельца как памятник человеческой двойственности.
В итоге история Ягоды — не просто сплетение политики и порока. Это зеркало эпохи, где за лозунгами о светлом будущем скрывались личные адá, выстроенные теми, кто должен был охранять «моральный кодекс строителя коммунизма».
